Павел вместе с другом Колей ушли праздновать. Яна с детьми осталась дома. Родя опять болел. Они смотрели передачу, как в столице открывали памятник.Собрались чиновники. Толкали речь. Яна слушала вполуха. Ей не нравилась вся эта шумиха. Она не любила вспоминать те времена. Мальчишки ждали, когда начнут показывать кино, поэтому смотрели эту передачу. Да и что еще делать, когда Родя лежит с температурой под сорок.
– А вон тот дядя на Алика похож. – бормочет Родя. Камера скользит по лицам в толпе и выхватывает черноглазого ира. Яна почувствовала, как перехватило дыхание. Тот же вороний взгляд, тот же крючковатый нос и ленивая улыбка.
– Действительно, похож. – усмехнулся Алик.
– А разве такое бывает? Мам, тот дядя близнец Алика?
Яна молчит. Нужно ответить, потому что иначе Родя от нее не отстанет. Но мысли как назло мечутся испуганными птицами, которые никак не удается поймать.
– Староват это дядя для моего брата, – рассмеялся Алик. – Или что, я такой старый по-твоему?
– Интересно же.
– Мало ли кто на кого похож. С этой мутацией, которая похожа на рулетку не угадаешь кем станешь, а не то что, как выглядеть будешь. – Алик продолжил веселиться.
– А что такое рулетка?
Разговор плавно уходит в сторону. Яна вздохнула, но на душе как-то неспокойно. Она ушла готовить обед. Монотонные действия должны успокоить, но сомнения не давали покоя. Алик зашел на кухню. Утащил у нее морковь с разделочной доски и сел на подоконник.
– Мам, а ты в курсе, что у иров как и у ирлитов внешность носит доминантные признаки, поэтому дети часто похожи на родителей? Сама предрасположенность к мутации может и не передастся, ведь сколько у нас иров? Всего десять процентов от всего населения страны. Но вот внешность... – он хмыкнул и начал грызть морковь. – При том что первую реакцию на сыворотку не предсказать, у обычных родителей может родиться как ир так и ирлит. И наоборот, у родителей, что подверглись мутации могут быть совершенно обычные дети. Я же говорю, что рулетка по способностям. А с внешностью сложнее. По логике я должен был бы похожим на тебя. А похожи только цвет глаз. Ладно, со мной все понятно. Остается разгадать в кого пошел Родька. Хорошо, что эту информацию не всем преподают, а то вопросов у людей много бы возникло.
– Тебе тоже рановато такие вещи знать.
– Я читаю много. – он опять рассмеялся. – Да ладно, не надо мне ничего объяснять. Какая разница чего там было в прошлом. Если не вспоминаешь и молчишь, значит ничего хорошего. Родька спит. А я пойду гулять.
Он обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.
– Нормально все мам. Я тебя люблю.
Хлопнула дверь. Он ушел. Яна не выдержала и расплакалась. Некрасиво все получилось. И Алику нужно будет все объяснить, когда она будет готова вновь все вспомнить. Врать ему точно не стоит. А пока она не готова была возвращаться к этим воспоминаниям.
Глушинск – столица Сухонии.
Каждый сентябрь, на празднование Нового года, друзья собирались вместе. Вначале они встречались в баре, потом Бык женился и построил большой дом. Теперь они собирались у него и его многочисленного семейства. За пять лет брака, Бык обзавёлся тремя карапузами. Его миловидная маленькая женушка ждала четвертого. Характер у нее был тяжелый. Бык же в ней души не чаял.
Они пили чай и смотрели новости, когда лишь быстрота реакции спасла Михаила от удара по голове чугунной сковородой. Бык же привычно увернулся от снаряда, что запустила в него его милая женушка.
– Мариша, гостей убьешь. – ставя сковороду на стол, сказал Альхор.
– Я его еще утром просила пробить засор в ванной! И что? Никакого результата! Меня как будто не слышат! – продолжила ругаться Мариша.
– Тут можно было поспорить. – возразил Альхор. Мариша говорила громко и грозно, как на плацу командир, что командует ротой.
– Все. Иду. Тебе нельзя злиться, дорогая. И нервничать. – быстро подхватывая ее на руки, пророкотал Бык.
– Верни меня на место! Мне еще мелкого кормить!
– Вот сейчас и покормим. – благодушно согласился Бык, уводя свою буйную жену из комнаты.
– Мне порой кажется, что я смерть найду в этом доме. – проворчал Михаил.
– Мариша хорошо знает кто из нас на что способен, вот и хулиганит. – усмехнулся Альхор. – Зато у них никогда не соскучишься.
– Да уж, насмотришься на такую “счастливую” семейную жизнь и начинаешь ценить холостяцкий уют. Я все таки предпочитаю уже более спокойные развлечения.
– Стареешь. – Альхор достал из кармана заколку в виде деревянного гребня и стал крутить ее между пальцами.
– Что естественно. Я в отличие от вас обычный человек. Вот встретимся с тобой лет через двадцать, тогда и поймешь меня.
– Хочешь уйти на пенсию? – Альхор посмотрел на него исподлобья.
– Чего я там делать буду? Рисковать больше не хочу. Мне стабильность теперь по душе. На днях предложили дельце по старой памяти, а мне и неинтересно.
– У тебя сейчас полная свобода творчества в рамках целой страны. Это сложно чем-то заменить. Если скучно – возьми учеников. Подучи смену, а более толковому все фишки свои раскрой.
– Можно над этим подумать. – Согласился Михаил. Они замолчали. Такие паузы часто присутствовали у них в разговорах и не напрягали ни Альхора ни Михаила. Тихо работал телевизор, в соседней комнате играли дети. – А ты как? Не надоело еще кататься? Слышал ты у соседей был?
– Жил в Зауралье полгода. Как видишь, вернулся. – Альхор задумчиво посмотрел на заколку. За столько лет рисунок на ней почти стерся, а дерево отполировалось, местами став тонким.